[NIC]10k[/NIC][AVA]http://i71.fastpic.ru/big/2015/1002/e7/916f214fa4971e787191b7c656e5eee7.gif[/AVA][SGN]
больше не бойся. боятся на деле нечего
мы уже все потеряли.[/SGN]nobody can save me now
it's do or die
Арбалет убирают в сторону. Десять Тысяч не вздыхает облегченно, не меняется в лице и даже не шевелится. Ведь то, что он не умрет было предопределено в день, когда он выбрал себе имя. Десять Тысяч будет верить в это даже когда девяти тысячный девятьсот девяносто девятый зомби вместо того, чтобы умереть от его руки, умертвит своими зубами. Вера самое сильное и самое слепое, что у них осталось.
С верой жить и умирать приятнее.
Его нарекли Томом. В школе любят подтрунивать, спрашивая, поймал ли он Джерри или Джерри доконал его — Том улыбается, слегка потерянно, потому что не знает, кто такой Джерри; его семья живет бедно, в автомобильном трейлере и единственное, что они могут себе позволить — это старенькое радио. Отец зовет его Томми, потому что Томом его назвали в честь отца. А мать не зовет никак, потому что мать умерла давно, спустя месяц или два после рождения Тома подхватив двустороннее воспаление легких и сгорев за шесть дней. Отец умер на девятнадцатом году жизни Тома, он умирал тоже шесть, только не дней, а часов. Том подарил ему милосердие, вместе с этим даря милосердие и своему имени.
Том сжигает трейлер, отца и, метафорически, самого себя.
— Было, — незнакомец бросает ему краткие, обрывистые фразы. Он не выглядит как человек, который любит поболтать, впрочем, Десять Тысяч тоже не отличается болтливостью. Меньше слов — больше дела, Десять Тысяч становится особо разговорчивым тогда, когда заговаривает про количество убитых им зомби и считает их. Незнакомец не спрашивает его про зомби, Десять Тысяч отвечает в тон его речи. — Мое имя — Десять Тысяч.
Десять Тысяч в ответ не спрашивает имя незнакомца и он никак не называет его про себя. Незнакомец остается для него просто незнакомцем в грязных одеждах, не знавшим чистой воды для чего-то еще, кроме питья [вода в мире кишащем зомби и излучающем радиоактивные пары выходящих из строя атомных электростанций, довольно ценный продукт], с арбалетом в руках и мешками под глазами, напоминающими натянутую тетиву. Незнакомец облачен в ауру потери и некой скорби. Десять Тысяч пинает небольшой камушек, вкладывая в него все свое отношение к происходящему. Незнакомец так и останется незнакомцем, Десять Тысяч не будет узнавать его историю и что у него там стряслось: зомби разорвали его друзей, девушку или ребенка. Все это не важно. В мире, где жизнь может оборваться в любую секунду, узнавать и привязываться к кому-то — сомнительное удовольствие. Десять Тысяч надеется на то, что незнакомец забудет назвать ему свое имя в ответ.
— Я помогу Вам, — соглашается Десять Тысяч. У него нет выбора, но Десять Тысяч создает себе его иллюзию. Всегда приятно иметь иллюзию выбора, а не выбор, сделанный под дулом пистолета или острием нацеленной стрелы. — А Вы отпустите меня потом, — Десять Тысяч хорохорится и наглеет, надеясь на то, что незнакомец проникнется духом, вспомнит себя в его возрасте или, может быть, у незнакомца когда-то был такой же брат. Десять Тысяч надеется, что что-то из этого сработает, ведь незнакомец уже похлопал его по плечу [насколько помнит Десять Тысяч — жест вполне себе дружеский и располагающий, но всегда может иметь двойное дно, как их с отцом чемодан, где под одеждой хранилось оружие]. — У моей группы важное … задание. Я нужен им.
Десять Тысяч ставит винтовку на предохранитель, цепляет ее на спину и достает из кармана штанов рогатку. Со стороны он кажется смешным — высокий нескладный мальчишка с взъерошенными волосами изо всех сил цепляется за рогатку, веря, что она будет оружием солиднее винтовки. Отец смастерил рогатку для маленького Томми и теперь Десять Тысяч не раз спасал ею жизни ребят из своей группы. Когда незнакомец скептически смотрит на его оружие, Десять Тысяч поворачивается к шуршащим и подозрительно рычащим кустам, подбирает несколько небольших камней и стреляет точно в лоб мертвяку, чье перекошенное лицо появилось среди листьев.
— Две тысячи девятьсот шестьдесят два, — Десять Тысяч удивляет то, что эти зомби слишком медленные, как для отсутствующих на их телах явных следов разложения. Десять Тысяч думает о том, что с незнакомцем они бегут в ту сторону, где Десять Тысяч оставил Роберту, Дока, Мёрфи, Кассандру, Эдди и Мака. Десять Тысяч думает о том, что эта местность ему незнакома, но такого не может быть. Потому что не может.
Вот так. Конец света может наступить, мертвые воскреснуть могут, раздирать и есть плоть живых могут, а знакомая местность превратиться в незнакомую — не может.
Короткая дорога для них пролетает без происшествий. Там, где по расчетам, Десять Тысяч оставил свою группу, они останавливаются возле машины с красным кузовом. Незнакомец выглядит почти счастливым, если это та эмоция, которая пробивается сквозь слой щетины и грязи на лице. Пока незнакомец рыщет возле машины, Десять Тысяч переводит дух, наблюдая за кустами и дорогой, высматривая возможных зомби.
— Что дальше?
Десять Тысяч не спрашивает, что произошло. Десять Тысяч не спрашивает, что означает эта машина, кого в ней везли и почему это так важно. Десять Тысяч хочет помочь — это в его натуре — но это не означает, что он хочет втянуть себя во что-то, что в своем конце будет разрезать его на десять тысяч маленьких болезненных кусочков.