Наверняка это была его затея. Глупая, самоубийственная, не открывающая никаких нормальных человеческих перспектив, а лишь умножающая и без того свалившуюся на плечи подросткам ответственность, за всё то, что им удалось пережить. Глупая, как сонное выражение лица Кочиза, глупая, как записка, нацарапанная кое-как непослушными когтистыми пальцами, глупая, как вся оставшаяся жизнь. Глупая и опасная. Джош живо может представить, с какой лёгкостью эта затея закрадывалась в белобрысую голову Криса, когда тот, заламывая руки, причитал о том, что он наделал. Блаженны несведущие, а?  С возвращением к Джошу сознания начинаются первые муки совести. С каждым днём совесть становится всё злее и беспощаднее, её голос заглушает даже дикий рёв вечно голодного духа, и тот умолкает, поражённый глубиной человеческого спектра эмоций. В один момент они подталкивают к этому решению. Очередная глупость. Дети всегда совершают какие-то глупости. Вот Джош стоит возле фонарного пятна, падающего сквозь оконное стекло, стоит и смотрит на сидя уснувшего на диване Криса, а его горбатый сверхъестественный силуэт отбрасывает уродливую тень через всю гостиную. Кажется, пришло время расставить всё на свои места; Джош с тоской оборачивается на приоткрытую крышку подвала и подумывает вернуться к себе на лежанку, но зов вендиго сильнее собственных желаний. Изрядно исхудавший и изуродованный, он обнимает спящего лучшего друга, прижавшись к груди целой щекой, затем оставляет подле Криса записку и уходит из дома, как белый человек, - через дверь.
Когда Крис проснётся, он увидит, что Джош попросил поцеловать за него Сэм на прощание.
Город сбивает засидевшегося взаперти вендиго с толку, и он беспорядочно начинает метаться, уводя прочь одержимое тело сырыми переулками Сиэтла. На асфальте, стенах, на стволах деревьев, фонарных столбах, рекламных вывесках – везде длинные полосы острых когтей, как будто в городе орудует медведь-паркурщик. Джош невидяще следует туда, куда его ведёт голос гнилой крови и жажда человеческой плоти, а разум его вопреки ожиданьям проклятия не поддаётся искушению напасть на первого встречного и утащить того в своё логово. Тех жалких остатков человечности достаточно, чтобы заставить себя убраться подальше от шумного города, от тех, кто попытался его спасти, когда, казалось бы, надежды на спасение уже не было, от попыток зажить нормальной человеческой жизнью. В моменты тревожных снов, приносимых извне холодным горным ветром, Джош слушал голоса давно ушедших из жизни людей, что селились в этих местах задолго до появления в них колонизаторов. Он узнал множество старых легенд, и одной из них была притча об уходящих в глушь немощных стариках и неизлечимых больных. По доброй воле они собиралсь в отдельное племя и уходили с деревни в чащу, чтобы избавить молодых от обузы в своём лице. Умирая от холода, становясь пищей вендиго или же просто пропадая без вести в мрачных занесённых снегом лесах, они верили в то, что совершают благое дело. Джош верит в себя и  в то, что своим побегом облегчает жизнь самым дорогим в его жизни людям, которым не престало нянчиться с полубезумным мифическим существом только потому, что так вышло, что оно поселилось в теле их друга. Подобные оправдания кажутся дикими и сумасшедшими. Но разве изначально не говорилось о том, что Джош и есть сумасшедший? Безнадёжный больной, один из тех, кто в прошлом уходил на голодную  и холодную смерть в снегах. Ответом на тяжёлые мысли становится отдалённый голос вендиго, звучащий из глубин собственного сознания; переливчатым свистом монстр возвещает о том, что ему нравится, как ведёт себя его сосуд. Джош почти перестал понимать то, что ему говорит дух сразу после того, как начал чаще обычного узнавать Сэм и Криса в лицо, а так же говорить по-человечески, а не изъясняться воем и рычанием. Но он всегда знает, что он хочет. Дух вечно голоден, и если не сию секунду, то через час ему потребуется свежее мясо. Не помня себя от страха, Джош припадает на все четыре конечности и стремглав бросается прочь в сторону сизо-синей полосы хвойных деревьев, чтобы хотя бы на время похоронить чудовищный голод вендиго в привычной для него дикой среде. Что-то внутри измученного болезнью человека всё ещё верит, что даже с демонами можно договориться, если быть с ними как можно вежливее. Но это, конечно, наивно и глупо.
Глупость сопровождает его по жизни, не поэтому ли его лучшим другом стал Крис? Умный, смекалистый мальчик, талантливейший дизайнер и самый верный друг. Но поступив глупо однажды, он дал этому вирусу разрастись внутри себя. Совершив один раз идиотскую ошибку, он запустил сансарное колесо бесконечных и жалких попыток вернуть всё, как было. Джошу больно. Он снова оборачивается на оставленный за чертой город, с непреодолимой звериной тоской глядит на разноцветные огоньки, горящие среди силуэтов небоскрёбов как свечки на праздничном торте; после чего запрокидывает искорёженное проклятием лицо к ночному небу и издаёт протяжный обиженный вой. Здесь его не услышат ни Сэмми, ни Крис. Он их больше не станет тревожить по ночам, прося есть или же нарушая безмолвный сонный покой злобным голодным рычанием, скрежетом когтей по крышке подвала, стенам  и потолку. Они отдохнут от него. Забыть – вряд ли забудут, но как-то выучатся жить без монстров, притаившихся в собственном доме. В собственном друге. Собравшись с силами, Джош решительно продолжает путь вглубь, стараясь не слышать и не видеть ничего вокруг себя, кроме смыкающихся над головой отголосков дикой природы.
И ему на пару мгновений даже нравится быть вдали от людей.
Ведь перспектива провести вечность один на один с монстром мало кого может обрадовать.
Чтобы не сбиться и не дать едва очистившемуся разуму снова затуманиться чёртовой сверхъестественной пеленой, Джош решает искупаться в прохладном лесном озере и махом ныряет в чёрные воды, совершенно не боясь за то, что его кто-то может поджидать там, внизу. Страшнее того, кем он становится и в конечном счёте превратиться в этом мире нет никого – он так считает. Нет ни мстительных призраков, ни беспокойных духов, зомби, восставших из своих саркофагов мумий, одушевлённых предметов, демонов, Есть только он и вендиго. И зарождающийся голод. Выходя из мутных озёрных вод, весь в налипшем иле и листьях, Джош не чувствует себя лучше, но почему-то ощущает свободу от всего, что его прежде до этого окружало. Он падает на четвереньки и встряхивается как мокрый пёс, затем, натянув на скалящееся уродливыми кривыми зубами лицо край мокрого капюшона, решает продолжить свой путь в никуда. Ровно до той черты, когда вендиго возьмёт над ним верх. И дай боже, чтобы это случилось не в городе, не среди людей. Иначе… Иначе последствия могут оказаться просто ужасными.
Но вместо того чтобы зашагать прочь, он замирает и прислушивается к ночной тишине так, как раньше в горах – настороженно, прекращая дышать, весь превращаясь во слух, словно боясь упустить даже самое малое дуновение ветра, указывающее ему на жертву или же зарождающуюся где-то во тьме опасность. Нутром он чувствует, что кто-то за ним наблюдает, но кто именно он не в состоянии распознать – по-вендьжьи ослепший глаз, видящий мир в монохроме, продолжает показывать чуть рябящую поверхность, напрочь лишённую тепловых полей; а второй, близорукий, но всё ещё здоровый и вполне человеческий глаз видит лишь тихую гладь озера, размашистые мазки елей и сосен и… человеческий силуэт. От неожиданности Джош отскакивает назад и снова падает на все четыре конечности. Показалось, скорее всего показалось. В лесу человеку много что может привидеться… Нервно дёрнув гортанью, он продолжает глядеть в сторону силуэта, пытаясь рассмотреть хотя бы самое малое, но движение, но это кажется ему ещё более нереальным, чем собственное состояние, ведь идеальное тепловое зрение духа не видит ничего, кроме безмолвного леса. Ничего. Тогда какого чёрта?
- Кто ты? – рычащее бросает Джош в темноту, не надеясь, что его услышат и разберут сказанное. – Что ты за хрень такая?
«Хрень такая» кажется ему смешным нарицательным, и он сипло смеётся, загребая лапами лесную землю. Земля стонет, едва почуяв на себе раны от когтей вендиго, но продолжает молчать. Показалось, - вновь промелькивает в его разуме единственное логичное объяснение происходящего. Но «казаться» так долго просто не может. В конечном итоге даже самая стойкая галлюцинация растворялась во тьме сознания. Поэтому, быть может, он не единственный монстр, что населяют эту планету?

[AVA]http://funkyimg.com/i/23QoB.png[/AVA]
[STA]yeah hide I bite[/STA]

Отредактировано Joshua Washington (2015-10-26 23:27:19)