Лиса, услышав крик кролика, спешит к нему, но совсем не для того, чтобы спасти кролика.

Кролик, конечно же, Джек. Уиллу думается, что он не кричал бы — не своим голосом, точно нет. Джек кричал бы выстрелами пистолета, а после хрипел бы впустую щелкающим курком. Уиллу в этом спектакле уготована роль лисы, но из них двоих лисой был Ганнибал. Со своей животной принадлежностью Уилл так и не определился, поэтому по умолчанию оставался оленем во всех смыслах. Уилл не спешил бы на помощь, но и не дал бы его убить, а в конце остался бы ни с чем. Так всегда бывает, когда отказываешься выбирать и пытаешься усидеть на двух стульях одновременно.

Что-то трещит и остатки его дома падают [как и он сам] еще ниже. Под ноги Уиллу прикатывается несколько кусочков разбитых кирпичей, один из них Уилл пинает ногой обратно к груде камней. Вопрос Ганнибала повисает в воздухе запахом непролитой крови. Уилла.

— Я собирался позвонить тебе за несколько часов до прихода Джека, — Уилл видит себя, телефон в своей руке и слышит два слова, которые он произносит полушепотом — картинка, которая навсегда останется только в его воображении и, наверное, это и к лучшему. — Я хотел, чтобы ты сбежал.

Сейчас Уилл отчетливо ощущает себя кроликом, который остался с лисой, потому что та пытает к нему чувства не положенные для хищников и предлагает относительную безопасность — рядом с Ганнибалом удивительным образом исчезали кошмары Уилла, которые после возвращались с удвоенной силой. Но не вечен даже мир, что уж тут говорить о сроке годности каких-то там чувств. Чувства иссякнут, голод останется до смерти. Уилл поворачивается к Ганнибалу и беззастенчиво рассматривает его поджатые губы, скрывающие зубы хищника. Уилл ждет, что они вот-вот сомкнутся на его горле.   

— Думаешь, весь остальной мир будет продолжать оперировать понятием “время”? — Ганнибал ведет себя так, словно они поехали в магазин за продуктами, а на обратном пути Уилл увидел бездомную собаку и теперь безуспешно пытается ее приманить, раздражая бессмысленной потерей времени. Уилл вдыхает воздух полный пыли, а измельченные в ней крошки камней царапают его легкие. Для Ганнибала в окружающем мире, наверное, ничего толком не изменилось, разве что его человеческий костюм ему больше не пригодиться — больше не нужно сливаться с кем-то, люди возвращаются к животным инстинктам в желании выжить. Уилл же понимает, что его столкновение с землей неизбежно и отчаянно нуждается в паре хотя бы сломанных крыльев, вместо этого его спина чешется в том месте, где воображение проращивало острия оленьих рогов. Уилл следует за Ганнибалом, в уме прикидывая, как скоро он окажется не за столом Ганнибала, а на нем, поданный по самым утонченным канонам.   

Уилл останавливается в паре шагов от машины. Между ним и Ганнибалом сейчас пара метров расстояния и лобовое стекло машины. У Уилла есть выбор — призрачный, как обычно. Уиллу интересно, появится ли на таком всегда непроницаемом лице Ганнибала хоть какое-то удивление, если Уилл сейчас развернется и уйдет. Искать ли своих собак, или Алану, может быть — Джека, а совсем отчаявшись — кого угодно. Уилла останавливает — и не только оно — понимание, что спиной он не увидит Ганнибала и его реакцию [Уилл хочет увидеть на его лице человеческие эмоции, увидеть, что он тоже остается всего лишь человеком, как и все они]. Уилл опускается, делает вид, что хочет смахнуть пыль со своих повидавших жизнь ботинок, а на самом деле зажимает между большим и средним пальцами клок шерсти Уинстона, прячет его в кармане курточки и садиться в машину за руль.

— Я хотел сбежать с тобой, Ганнибал. Часть меня всегда хотела этого, — Уилл пристально смотрит на дорогу — солнце скрылось за грозовыми тучами и различать ухабы становиться сложнее. Совсем скоро пойдет дождь и им нужно спрятаться в ковчеге на тот случай, если дождь собирается быть последним, что уготовано этой планете. — Это все упростило бы, но не даровало бы желаемого спокойствия.

Теперь Уилл вынужден оставаться в одной лишь компании Ганнибала. Уиллу нравится слово “вынужден”, в нем, словно в кислоте, растворяется и прячется “жаждет”. Уилл примет себя и свои чувства за несколько мгновений до того, как умереть. Уилл настолько закостенел, что расслабляться может только частично и ненадолго. А еще Уилл слишком сросся с раздирающими его справедливостью и правильностью, что не сможет самостоятельно функционировать без них. Уиллу нужен кто-то, кто освободит его, но, по правде, ему просто нужен Ганнибал. С ним жить не можешь и без него тоже режет уши чужой голос. Уилл бросает украдкой взгляд на Ганнибала и пропускает очередную ямку в дороге.

Они приезжают к дому днем, но из-за грозовых туч, вдалеке отдающих громом, на улице совсем темно. Электричества у них больше нет, в доме они освещают свечами только кухню. Уилл умудряется обжечься, слишком углубившись в ненужные мысли, но боли не чувствует. Капли дождя тяжело ударяют по стеклу, а Уилл стучит ножом по доске, нарезая овощи для блюда Ганнибала, привычно не спрашивая, чье мясо, завернутое в изысканный рецепт, они будут есть.

— Человечество съест себя или умрет от лучевой болезни, выходящих из строя радиоактивных заводов?

На деле, Уилл просто не хочет задавать вопрос “что [нам] делать дальше?” и открывать глаза на очевидные вещи, прячущиеся во взгляде Ганнибала. Уиллу нравится размытость, которую можно трактовать по своему, а проявляющиеся в размытости определенные черты его пугают.

Вечно в неизвестности он бегать не сможет.