Ω/i'm jim morrison, i'm dead/
Ω/дом ганнибала/ | Ω/will graham, dr. hannibal lecter/ |
Ω/когда мастер больше не может предугадать следующий шаг своего творения, мастер отступает назад и просто наблюдает.
кроссовер — место, где каждый может реализовать свои самые смелые идеи. мечтали побывать на приёме у доктора лектера? прогуляться по садам хайгардена? войс открывает свои гостеприимные двери перед всеми желающими — мы счастливы, что ваш выбор пал на нас! надеемся, что не разочаруем вас в дальнейшем; желаем приятно провести время. |
Нет времени думать, когда счёт идёт на секунды, все дело остаётся в твоей сути. В мышечной деятельности. В рефлексах. Кто-то, как малыши енотов, закрывает глаза лапками при виде опасности. Кто-то стоит столбом и хлопает глазами. Робин же, без каких-то мыслей, недолго размышляя хватает кинжал тёмного из рук Эммы. (с) Robin Hood, I'm bigger than my body, I'm meaner than my demons. Совершенно сумасшедшая теория о параллельных мирах прочно врезается в голову, но пока нет никаких доказательств лучше не строить преждевременные выводы. Как всегда, Ди забывает об этом "лучше не". (с) Dеlsin Rоwe, what's wrong with a little destruction? Она нашла дневники у себя спустя несколько месяцев, в старом пиратском сундуке под огромной грудой золота. Марселина смутно помнила, какого черта запихала их так далеко, да еще и в такое странное место. Но собственные странности её всегда волновали меньше всего. (с) Marceline Abadeer, Who can you trust? Шиноби не в коем случае не должен показывать свои эмоции, но тогда никто не будет знать какой ты человек. Появятся подозрения, каждый будет наблюдать за другим, считая, что тот шиноби задумал что-то плохое. Отсюда и появляется ненависть, но не только. Есть еще много способов. (с) Naruto Uzumaki, Странный враг, которого очень трудно победить Она старалась быть сильной, как всегда, ни за что не показывать своего страха, но наполненные ужасом перед неизвестностью глаза, кажется, выдавали ее с потрохами. Regina Mills, I'm bigger than my body, I'm meaner than my demons. Где-то совсем рядом пролетает что-то острое и металлическое, и Инверс со злостью отправляет в том же направлении целый рой огненных стрел. Нет чтоб дать нормально поговорить людям! (с) Lina Inverse, Два солнца Захват Сердца Феи может и подождать, в конце концов, спригганы все еще там, а Хвост Феи еще довольно далеко от армии под предводительством Императора. (с) Zeref, Странный враг, которого очень трудно победить |
НУЖНЫЕ |
АКТИВИСТЫ |
a million voices |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » a million voices » S.T.A.Y. » i'm jim morrison, i'm dead
Ω/i'm jim morrison, i'm dead/
Ω/дом ганнибала/ | Ω/will graham, dr. hannibal lecter/ |
Ω/когда мастер больше не может предугадать следующий шаг своего творения, мастер отступает назад и просто наблюдает.
sleep dealer — endless route
Уилл иногда приходит к Питеру. Уилл закрывает Питера своей спиной, чтобы крысу никто не заметил. Уилл приходит к Питеру спросить, какое животное могло разорвать человека на такие кусочки и перенять у Питера его ненависть. Питер ненавидит своего социального работника, а Уилл своего психотерапевта возненавидеть не может. Хочет, но у него не получается. У Уилла десятки причин, а все равно не получается. Стаккато копыт оленя разрывает голову Уилла, всякий раз предзнаменовывая очередную сложность в его жизни. Уилл завидует Питеру, ведь ему настолько проще жить.
Уилл ходит от экспоната к экспонату в этом помещении и искося наблюдает за Рэндаллом. Движения Рэндалла напоминают Уиллу движения дикого зверя. Джек задает Рэндаллу вполне нейтральные вопросы и пытается поддержать дружелюбную атмосферу: “тебя никто ни в чем не подозревает, простые формальности”. Но Уилл и Джек знают, что серия последних убийств будто из-за дикого животного — дело рук Рэндалла. Они не арестовывают Рэндалла только потому, что он одно из звеньев цепи плана. Плана по поимке Чесапикского Потрошителя, доктора Ганнибала Лектера. Они с Джеком тщательно продумывают его, особенно поведение Уилла — Уилл должен убедить Ганнибала в том, что он на его стороне. Вечером Уилл пьет виски и вспоминает, как с Ганнибалом они продумывают поведение Уилла, чтобы Джек был убежден в том, что Уилл на его стороне. Уилл трет ладонью красные, как у кролика, глаза и разминает затекшие плечи. Уилл снова пьет и почти совсем не спит, потому что сбился с пути и совсем запутался, а его подсознание щедро отыгрывается на нем, стоит только закрыть глаза.
Со дня знакомства с Ганнибалом в Уилле медленно от долгого сна просыпался его зверь. Уилл всегда поступал так, как правильно, а теперь его зверь хочет к Ганнибалу Лектеру и это неправильно. Уилл чувствует, как начинает размываться и заливает это еще одним стаканом виски. Теперь Уилл достаточно пьяный для того, чтобы оставить размышления о том, что правильно, а что — нет, и дальше думает только о Рэндалле. Рэндалл Тир тоже был пациентом доктора Лектера: у него расстройство личности и то, как он воспринимает себя, не соответствует его внешней оболочке. Уиллу кажется, что заключенный в клетку из костей и мяса истинный Рэндалл Тир бьется в закрытом пространстве и прогрызает себе путь изнутри. Ганнибал наверняка воспринимал его своим драгоценным камнем и пытался его отшлифовать. Уилл вспоминает взгляд Рэндалла и не может не согласиться с самим собой же, что Ганнибал хорошо поработал с Рэндаллом. Уилл не может идентифицировать то, что он чувствует по этому поводу, но это что-то определенно делает ему неприятно.
Под утро Уилл засыпает в кресле, а пустой стакан, выпавший из его рук, Бастер загоняет под диван. Уиллу снится Рэндалл. У Рэндала лицо медленно теряет свои четкие очертания и размывается, напоминает Уиллу воду, в которую бросили камень. Когда гладь лица Рэндалла замирает, на ней начинают проступать иные черты. Уилл пристально всматривается и просыпается, когда видит, что на него смотрит он сам.
Вечером, на очередном сеансе с доктором Лектером, Уилл словно невзначай начинает разговор о Рэндалле Тире. Уилл ходит по кабинету, смотрит то в окно, то на книжные полки и лишь изредка — на самого Ганнибала. В конце сеанса Ганнибал так же невзначай предлагает Уиллу поговорить о Рэндалле Тире с самым Рэндаллом Тиром. Ночью Рэндалл сам приходит к Уиллу, чтобы побеседовать с ним на языке, который стал его родным с тех пор, как Рэндалл принял себя. У Уилла в доме на стене давно висит винтовка и пришло ее время выстрелить. Собаки Уилла чуют чужака и громко лают на дверь. Уилл ее открывает, чтобы выйти к Рэндаллу, но его опережает Бастер, которого Уилл возвращает обратно в дом, пачкая ладони в его крови. С Бастером все будет в порядке, всего лишь царапина, но Уилл знает, что Бастер просто не был целью Рэндалла.
Уилл закрывает дверь, крепко сжимает винтовку и считает. Когда он доходит до семи, окно слева от него разлетается осколками. Вместо Рэндалла Уилл видит большого черного оленя, который ходит с ним по пятам после поездки в Миннесоту. Олень разбивает зеркало, падает на передние ноги и с пола поднимается черным вендиго. Вендиго тоже преследует Уилла, чуть позже оленя, но так же настойчиво. Вендиго хочет поднять Уилла на своих рогах и проткнуть его, чтобы он последовал дорогой Мариссы Шур, но у Уилла получается увернуться. У вендиго лицо Ганнибала, у Уилла в крови вскипает адреналин. Уилл не жалеет свои руки, в каждый удар он вкладывает свою горящую злость — на себя за то, что у него не получается ненавидеть Ганнибала и на Ганнибала за то, что сделал с ним все это. После очередного удара у вендиго лицо Ганнибала Лектера. Удары Уилла становятся еще сильнее — в мелких брызгах его собственной крови стена и ковер — осыпает лежащего под ним десятками ударов, а после хватает его за черные рога и ломает шею.
Со звуком ломающихся костей проходит наваждение. Вместо Ганнибала Уилл видит Рэндалла со сломанной шеей и как-то слишком облегченно выдыхает. Ответ на вопрос “что делать?” приходит спонтанно и Уилл осознает происходящее уже в своем автомобиле на половине пути к Балтимору. Уилл привозит Рэндалла в пустующий дом Ганнибала Лектера — может быть, у доктора сегодня поздний вечерний сеанс, а может быть, он уходил куда-то по своим делам, после которых Джек обнаружит парочку новых трупов с удаленными органами. Пока сам доктор еще не вернулся, Уилл успевает уложить Рэндалла на столе и стать в его ногах, ожидая и выжидая, взвешивая все, что узнал и понял.
— Я думаю, это делает нас равными, — говорит Уилл, когда Ганнибал закрывает за собой дверь. Костяшки Уилла сбиты даже не в кровь — в мясо, они превратились в кровавое месиво с лоскутами кожи, так сильно Уилл бил воображаемого доктора Лектера, но разбивал руки о костяную конструкцию Рэндалла. — Я послал кого-то, чтобы убить Вас, Вы послали кого-то, чтобы убить меня. Теперь мы квиты.
Когда Ганнибал Лектер берет его руки в свои, чуть поворачивает, чтобы разглядеть разбитые в кровь костяшки, он чувствует наполняющую его гордость. Он думает: «Мой мальчик». Он думает: «Ты вырос над собой». Еще он думает, что хочет попробовать кровь Уилла на вкус, но рассудительно соглашается сам с собой, что еще совсем не время, что его хмурого асоциального профайлера еще так легко спугнуть лишними действиями, лишним выказыванием внимания (хотя, кажется, куда уж больше-то, внимания, Уильям Грэм, можно было бы давно о всем догадаться и не думать три года).
Он только усмехается в ответ на него слова – конечно квиты. Ему нравится такая постановка вопроса, в его мире (в мире, где стайный инстинкт возведен в Абсолют, где только сильнейший может выжить) Уильям был просто обязан понять этот обоюдный размен шахматами. Мэттью нельзя было просто так спускать с рук [у Ганнибала в ящике письменного стола лежит начатое письмо, с довольно тонким намеком, читающимся между строк. Он уже надписал адресата, но еще не закончил, еще очень рано].
- Вы сделали это своими руками, - это не вопрос (Лектеру нравится разглядывать разбитые костяшки пальцев), это не утверждение (он держит уверенно, но мягко, не давая отстраниться, но и не вызывая дополнительных неприятных ощущений случайным натяжением кожи), он говорит это похвалой.
Обозначает, облачает свою гордость – в слова, позволяет себе легкую улыбку.
Вода – теплая, не горячая, в средней глубины блюдце. Как раз, чтобы поместилась рука. Промывает ранки осторожно, профессионально, с толикой каннибальей нежности [к ней Грэм, видимо, природно слеп, ему нужна Беделия со слезами на глазах и разговорами про жен Синей Бороды]. Он молчит, не комментируя, смакуя, если честно, момент.
Накладывает мазь, бинты:
- Что Вы представляли, когда били его? – у Ганнибала спокойное лицо, спокойные глаза, спокойные закатанные рукава белоснежной рубашки. Где-то под спокойствием, там, куда нельзя смотреть обычным людям во избежание нахождения каннибальей разгадки (можно было бы сказать, что в душу, но, наверное, у Лектера нет души, разве можно?), он почти физически возбужден.
Это важный шаг в их (он употребляет множественное местоимение, когда думает о достижениях Уильяма) росте. Уильям перерастает неуклюжего щенка, который носит одну и ту же куртку с выпуска из университета (Лектер не уточнял, но он почти уверен), в красивого молодого зверя. Который вскорости отбросит ненужную ему, навязанную ему обществом мораль, не мораль – клетку для развития полноценной личности (полноценная личность в представлении Ганнибала – не гнушается человеческого мяса и силовым и энцефалитным воздействием на окружающих).
- Его будут искать. Надо что-то сделать с телом, - улыбка из профессиональной (психотерапевтической) становится почти что акульей. Ганнибалу довольно сложно сдерживаться рядом с ним, видя его успехи, видя его прогресс (разбитые руки и завитки волос у самой шеи). Он очень терпеливый, он даже перетерпит порчу его восхитительной мебели Мейсоном (отложит его наказание на продолжительное для такой оплошности время), но Грэм разбивает весь его самоконтроль.
Грэм вообще заставляет его делать, чувствовать то, что обычно он – никогда. Он будет готов даже простить (там, потом, вдыхая смешанный с его запахом запах Фредди), когда как Ганнибал Лектер прощал в своей жизни только один раз – свою сестру.
Он не хочет вспоминать (это тоже не характерная черта, Ганнибал любит подвергать все анализу, свое поведение – в том числе), когда его профессиональный интерес стал превращаться в тонкое, завуалированное ухаживание.
Легкое прикосновение к чужому локтю – тактильная просьба придержать шаг; открытая перед Уильямом дверь, приглашение на ужин (подбор блюд излишне тщательный, чем при простом дружеском визите); вынутые из судьи мозги.
Ганнибал прекрасно понимает, что с Уильямом в плане человеческих отношений – тяжело (примерно так же, как тяжело с Ганнибалом, когда он не фальшив), что тот, видя все скрытое, не видит всего, что лежит на поверхности. Ганнибал замыкается на ощущении не-одиночества, глотка воздуха, когда он вдыхает запах Уильяма, когда тот хмурится и считает себя самым главным манипулятором во вселенной. Лектеру нравится вестись на его манипулирование, он даже, как выясняется позже, заигрывается в ущерб своим чувствам, если можно нож для бумаги в чужом животе назвать ущербом чувств. (Интересно, а окончательно мертвую Абигейл – можно?)
Алана говорит (потом), что Ганнибал плохо влияет на Уильяма. Но она даже не подозревает, как плохо Уильям влияет на Ганнибала, заставляя холоднокровного зверя (нет, не отступить, в конце концов, Ганнибал не школьница, чтобы таять от Уилловых ресниц и больше никогда не вести себя плохо) заинтересованно начать принюхиваться, наклонив голову набок.
Ганнибал все еще не сомневается в своих действиях, в своих рассуждениях и в своем образе жизни, он просто допускает в свое бытие что-то более человеческое, чем допускал обычно.
- Я хочу вас нарисовать. Позволите?
mark morgan — desert wind
У Уилла забирают пальто, оставляют лежать на столе и смотреть в потолок пустыми мертвыми глазами Рэндалла, Уилла садят на другом конце стола и говорят подождать немного одним лишь взглядом. Уилл не меняет позы, его спина неестественно ровная, а взгляд — отстраненный. Уилл покорно ждет и думает. О том, как рассказывал Ганнибалу здесь несколько месяцев назад о снах, в которых он тонет, узнавая, что самому Ганнибалу снится музыка, о том, что утром нужно отвезти Бастера к ветеринару, а еще думает, как бы не забыть о выпавшем из кармана пальто небольшом блокноте. В блокноте не было ничего такого, что могло бы натолкнуть Ганнибала на мысль, что Уилл настолько двойной агент, что он сам порой может разобрать запутавшиеся нити только с помощью стакана виски. Блокнот Уилла довольно потрепанный и исписанный до конца заметками о Миннесотском Сорокопуте, его дочери и Потрошителе из Чесапика. Миннесотский Сорокопут давно мертв, как и его дочь, лишь та — недавно, а Потрошитель из Чесапика оставил Уилла за этим столом дожидаться его. Блокнот не несет особенной ценности и исполняет роль оберега, как обветшавшая книга отца Уилла. Книгу Уилл носить с собой не может и не потому, что не солидно взрослому мужчине носить собой книгу о пиратах с некогда пестрыми рисунками — книга почти распадается, Уиллу она еще пригодиться, ведь его воображение вместе со снами это то, то останется с ним навсегда. Блокнот Уиллу носить проще и легче и он действительно будто оберегает Уилла [эффектом плацебо, не иначе]. Блокнот лежит под столом возле головы Рэндалла, Уилл еще раз напоминает себе не забыть забрать его, когда в комнату возвращается Ганнибал.
Ганнибал приносит воду — теплую, Уилл видит поднимающийся вверх и растворяющийся в воздухе пар, — мазь и бинты. Уилл молчит, не меняет позу, лишь переводит взгляд на Ганнибала. Уилл молчит, когда Ганнибал обхватывает его разбитые в кровь ладони своими, молчит, когда слышит — Вы сделали это своими руками — к очевидному ему нечего добавить, молчит, когда Ганнибал принимается обрабатывать его раны. Уилл молчит и думает, что в этой комнате слишком мало места для возникающих эмоций и чувств Ганнибала. Уилл слишком глубоко погрузился в свои мысли и видит себя словно со стороны.
Ганнибал прерывает тишину, что до этого прерывалась лишь звуком воды и тонким запахом крови. Ганнибал задает Уиллу вопрос, на который уже знает ответ. Уилл не сомневается в этом ни на миг.
— Я представлял Вас, — произносит Уилл хриплым полушепотом — недавняя борьба с Рэндаллом еще не выветрилась из его легких, затянувшееся молчание тоже наложило свой отпечаток. Уилл смотрит на Ганнибала, прямо ему в глаза — Ганнибал поднимает взгляд на Уилла, когда слышит ответ. Ганнибал доволен собой; Уилл добавляет еще — невероятно. Уилл не отводит взгляд еще несколько секунд; в глазах Ганнибала Уилл видит свое отражение — отражение наносит удар за ударом, Уилл чувствует на коже несколько капель чужой крови. — Никогда не чувствовал себя столь живым, как тогда убивая его.
Отношения Уилла и Ганнибала балансируют между разговорами по душам и разговорами, приправленными попытками, об убийстве. Редко — кого-то в общем, чаще — убийства Ганнибала Уиллом. Отношения Уилла и Ганнибала балансируют между светом дружбы, который не достигнет их земли за сотни тысяч лет и “мне нужна Ваша помощь, доктор Лектер”. Отношения Уилла и Ганнибала балансируют между Ганнибалом, лепящим из глины конкретную фигуру и Уиллом, который пытается манипулировать своим мастером. Уилл больше не может точно сказать, что думает по поводу их отношений, разрываясь между желаниями убить Ганнибала и убить всех тех, кого он считает своими драгоценными камнями помимо Уилла. Уилл во многом теряется и блуждает, вспоминая будни с горящим энцефалитом в его голове, но одно он знает точно — часть его очень сильно хочет сбежать с Ганнибалом. Этой части приходится увядать, потому что Уилла на семьдесят процентов составляет правильность.
Уиллу хочется вырвать свои семьдесят процентов себя, пропитанные правильностью, но оставшиеся тридцать процентов просто не смогут существовать. Уилл всегда хотел жить, даже тогда, когда думал, что лучше бы ему умереть. Уилл пытается прогнать мысли о том, что выбор в пользу Джека уже сделан и радуется, что Ганнибал не обладает способностью читать чужие мысли. Уилл переводит взгляд на Рэндалла, который лежит не далее, чем в полуметре от него.
— Его тело не соответствовало тому, как чувствовал себя его разум, — а еще Уилл почему-то вспоминает Гаррета Джейкоба Хоббса с его “нужно чтить каждую часть иначе это убийство”. Уилл отвечает себе на свой вопрос, продолжая наблюдать за действиями Ганнибала: потому что Уилл продолжает видеть Хоббса, потому что Уилл не хочет быть убийцей, вспоминая те времена, когда не мог выстрелить в человека, будучи в убойном отделе, потому что какая-то часть Уилла хочет убивать. — Я помогу ему перевоплотиться.
Поздней ночью, ближе к утру Уилл будет отключать камеры слежения — когда они с Джеком приходили опросить Рэндалла, Джек еще провел Уиллу экскурсию по расположению видеокамер. Поздней ночью, ближе к утру Уилл будет тянуть тело Рэндалла к скелету пещерного саблезубого тигра. Поздней ночью, ближе к утру Уилл будет возмещать то, что в детстве у него почти не было игрушек — Уилл будет собирать из Рэндалла и скелета саблезубого тигра то, кем хотел стать Рэндалл. Но это все будет поздней ночью, ближе к утру. Сейчас у них с Ганнибалом еще есть поздний ужин, небольшая часть ночи и разговоры, которым не обязательно быть вербальным, чтобы они понимали друг друга.
Уилл в своих мыслях останавливается полностью, а телом поворачивается к Ганнибалу частично. Уилл смотрит на Ганнибала через плечо из-под полуопущенных ресниц: Уилл оценивает, думает и решает, не нужно ли ему бежать, пока не поздно. Поздно.
Уилл уже никуда не сбежит.
— Рисуйте, — одним словом Уилл передает короткое пожимание плечами, словно ничего особенного не происходит и ему каждый день признаются в том, что его хотят нарисовать. — Как Вы хотите это сделать, доктор Лектер?
Ганнибал фиксирует в памяти этот взгляд: через плечо, снизу – вверх, длинные спокойные ресницы. Он бы классифицировал его, как кокетство, если бы на месте Уильяма Грэма был любой, кроме самого Уильяма Грэма.
Тонко улыбнувшись, он оценивает невольную (намеренную?) игру слов. Как бы вы хотели сделать это, Уильям? Как бы вы хотели убить меня? Расскажите.
Ганнибал отходит от него, чтобы взять принадлежности для рисования, Ганнибал прозрачным намеком указывает ему на кресло, беззвучно прося пересесть. Его уставший мальчик с разбитыми в кровь кулаками в обрамлении дорогого дерева и мягкой обивки – Лектера волнует этот образ. Он, в его системе ценностей, выглядит очень домашним.
Система ценностей Ганнибала Лектера – отдельный разговор.
- Значит, Вы представляли меня, Уильям, - на этой фразе Ганнибал улыбается особенно явственно, неторопливо пододвигает к себе стул, чтобы сидеть спиной к источнику света, опускается на него. На колени ложится альбом в черном кожаном переплете с первоклассной бумагой. Не перелистывая, Лектер знает свою самую частую тему этой тетради. Эта тема сейчас сидит напротив него, незаметно для себя насупившаяся, серьезная, вся – в себе, с перебинтованными руками и чуть порозовевшими от тепла мочками ушей. Доктор сдерживается, чтобы не облизнуться, жест, который может быть неправильно истолкован, неправильно понят. Доктору хочется, чтобы Уильям Грэм понимал его и толковал его правильно, до последней эмоции (он почти готов раскрыться ему полностью, может быть, не все свои планы, не все свое прошлое, но все свои истинные эмоции и истинный характер).
Он пробует подушечкой пальца конец грифеля, не отводя взгляда от чужой замкнутости, высматривая остатки сегодняшнего вечера, остатки Рэндалла, поселившиеся в душе его мальчика. Видит.
Легко очерчивая на бумаге контур, он невольно задерживается на схематичном (пока) изображении рук. Их хочется нарисовать больше всего. Ганнибала сейчас даже не столько интересует лицо (в изобразительном смысле), как выразительность бинтов и не закрытых мелких ссадин. Он разрешает себе рисовать их, а не образ в целом, потому как весь образ – сейчас сосредоточен в попытке сжать кулак.
- Вы чувствуете себя живым, когда убиваете меня в своем воображении, Уильям. Вопрос в том, что именно приводит ваше эмоциональное состояние в такое возбуждение. Убийство, пусть и воображаемое, меня или убийство в принципе, - легкая, почти незаметная, почти неслышимая усмешка. Для Ганнибала рисовать Уильяма – не просто фиксировать свое мастерство на бумаге, не просто вкладывать в линии – смысл. Он рисует его, как влюбленный художник рисует свою музу, аккуратно, перенося свое отношение в мягкий нажим карандаша, в ласковость завитков волос у шеи, в мягкость нарисованной ткани на манжетах рубашки.
Он сдвигает большим пальцем листы, быстро пересматривая свои предыдущие рисунки. Думает, что в галерее из задумчивых, рассеянных, насупленных, растерянных Уильямов Грэмов из этого альбома, этот рисунок станет особенным.
[Уильям разрешил рисовать его с натуры.]
Уильям думает, что манипулирует Ганнибалом Лектером. Ганнибал Лектер видит это, тонко улыбается и ведется. Он считает, что в этом есть свое очарование, что игра так неприкрыта, и Грэм все равно добивается того, чего хочет. Добивается его, Лектера, доверия, его уверенности в чужом постепенном перерождении, его расположения.
- Мне кажется, нам стоит видеться чаще. На этой неделе я хочу приготовить особенный ужин, только для нас двоих, без лишних гостей. Не желаете ли провести со мной еще один вечер ближе к выходным? – он говорит, не отрывая взгляда от листа бумаги. Будто бы обронил в задумчивости, просто так, не планируя тщательно, не рассчитывая тщательно дозу своего внимания, своей заинтересованности, чуть большую, чем обычно, но, все-таки, еще недостаточную, чтобы его дикий зверек сбежал, не попробовав приманки из ловушки.
Ганнибалу, честно говоря, мало. Он лишь вежливо улыбается, когда Уильяму случается отказываться, переносить их встречи. Он обычно в полном, тщательно скрытом бешенстве, направленном на помеху [Алану, Джека, Уинстона, ветеринара, сломавшуюся машину, чужое плохое настроение] их очередному свиданию.
В представлении Ганнибала, идеальный вариант для них обоих – жизнь под одной крышей. Он знает, что скоро уедет. Он знает, что Уильям _должен_ уехать вместе с ним. Вместе с ними. Он подарит Уильяму его Абигейл, подарит то место, которое принадлежит ему, а не место измученного головной болью профайлера.
Надо только еще немного подождать. Доктор Ганнибал Лектер умеет ждать.
starset — point of no return; my demons
Уилл не может расслабиться. Кресло удобное, мягкое, словно создано для того, чтобы Уилл чувствовал себя, как на облаке. Уиллу тепло — его согревает растущий шар переплетенных разнообразнейших эмоций и чувств от них обоих, пусть никто из них не подает виду, а Ганнибал и вовсе выглядит настолько спокойным, насколько способны только мертвые. Ганнибал отходит, сопровождаемый в спину тяжелым взглядом Уилла, сам Уилл пытается принять положение, в котором ему будет комфортно, ведь процесс рисования может затянуться; Уилл так же уверен в том, что Ганнибал способен нарисовать его по памяти, но происходящее так же интимно, как убийство кого-то собственными руками. Уилл не может найти удобное положение и расслабиться тоже не может. Две стороны Уилла постоянно сражаются в нем за главенство над его образом мысли, и ни одна еще не брала верх над другой надолго. Уиллу из-за этого не комфортно и в любой позе в этом кресле ему будет неудобно. Но он перетерпит.
Уилл смотрит не на самого Ганнибала в целом, а на его улыбку. Ганнибал выглядит слишком довольным, как для человека, которому только что сказали, что его хотят убить. Что убивая другого человека, на его месте представляли именно его, Ганнибала.
Ганнибал не подходит под описание понятия “обычный человек”. Уилл не подходит тоже. Как и происходящее в этой комнате и за ее пределами. Уилл думает, что впору ему рисовать иную реальность, их собственную, где все люди вокруг не подходят под понятие “обычный”. Удовлетворение Ганнибала выглядит нормальным. Часть Уилла находит в этом комфорт и расслабление.
— Убийство Вас, — незамедлительно реагирует Уилл. Конечно же, он частично лжет и не договаривает. Не только убийство Ганнибала приводит эмоциональное состояние Уилла в такое возбуждение. Уиллу, конечно же, любопытно, как он будет себя чувствовать, когда под ним будет лежать действительно мертвый Ганнибал, которого он задушит или свернет ему шею, перед этим превратив его лицо в кровавое месиво. Уилл боится, что чувствовать он будет не облегчение, а опустошение.
Уиллу нужно было бы ответить, что убийство в принципе. Уилл не говорит этого, потому что все года до знакомства с доктором Ганнибалом Лектером Уилла разрывало от сопереживания к другим людям. Уилл не мог нажать на курок пистолета даже ради того, чтобы спасти свою жизнь. Теперь часть Уилла начинает отмирать, он убил уже несколько людей и сам Ганнибал остановил Уилла за несколько секунд до убийства социального работника Питера. Уилл еще раз повторяет, теперь про себя, что в такое состояние его приводит убийство одного конкретного человека — Ганнибала Лектера.
Уилл не отводит взгляд от рук Ганнибала и пляшущем по бумаге карандашом. Уилл знает, что Ганнибал красиво рисует, так же, как и готовит и играет на пианино; иногда Уиллу раздирает любопытство — существует ли что-то, что Ганнибал не умеет или делает это некрасиво. Уиллу интересно посмотреть на то, что получится в итоге, но он не станет просить — Ганнибал рисует для себя. Уилл выбирает наблюдать.
Ганнибал говорит, что им нужно видеться чаще. Уилл усмехается про себя, что для “чаще” ему уже нужно переехать к Ганнибалу, но тот все еще вряд ли готов к тому, чтобы принять Уилла с его шестью собаками. Которых будет становиться больше.
Они с Джеком моделировали разнообразие ситуаций. Предполагают, домысливают, что-то — знают. Что-то подобное проскальзывало в этих их моделированиях.
— Не отказывайся, — говорит ему Джек за бокалом вина поздним вечером в его кабинете. — Он должен тебе доверять.
В итоге Уилл соглашается и вовсе не потому, что так его попросил Джек, ведь им нужно поймать Чесапикского Потрошителя. Уилл соглашается, потому что его необъяснимым образом тянет к Ганнибалу, по крайней мере, ту часть его, в которой нет ни капли правильности и которой комфортно, от признания удовлетворения Ганнибала нормальным в нарисованном воображением Уилла их иной реальности.
— Если не возражаете, — Уилл поднимает взгляд на Ганнибала, голос Уилла тихий, его едва слышно и слова смешиваются с другими звуками в этой комнате. Уилл не хочет, чтобы их кто-то слышал, пусть здесь кроме них только мертвый Рэндалл Тир. — Я принесу мясо с собой.
Уилл уже видит лицо Джека, после того, как он услышит эту идею от Уилла. Идея рисковая, может не сыграть, все усилия уйдут впустую, а рыба соскользнет с крючка и поди попробуй поймать ее снова. Голос Джека уже звенит в ушах Уилла разбитым стеклом и Уилл на секунду задумывается, стоит ли ставить Джека в известность. Придется, если Уилл хочет полной аутентичности.
На примете у Уилла есть отличное мясо. Немного худое, слишком вертлявое и с легким острым привкусом. Достаточно грубое, чтобы сойти за пригодную для еды свинью. Свинью зовут Фредди Лаундс и она доставила много неудобств, как самому Уиллу, так и Ганнибалу. Если рыбка не клюнет на наживку, то, по крайней мере, Ганнибала порадует выбор мяса.
— Ближе к выходным, может быть, в пятницу? — у Уилла будет больше времени, чтобы подготовить к своей небольшой шалости Джека и условия поимки Фредди.
Уильям Грэм выходит на охоту.
Вы здесь » a million voices » S.T.A.Y. » i'm jim morrison, i'm dead