Our paths they did cross though I cannot say just why
We met we laughed we held on fast and then we said goodbye
And who'll hear the echoes of stories never told?
Let them ring out loud till they unfold.

---

Мерно качается море, убывая и прибывая.
Волны ласкают ступни. Она идёт прямо, уверенно, как человек, чётко видящий перед собой цель. И острая галька под ногами – не та мелочь, что может остановить.
Вокруг мало что видно: луна серебрит поверхность воды, играет бликами в белых волосах, но на большее её скудного света не хватает. Можно ориентироваться по звёздам, сегодня, кажется, особенно ярким, но это ни к чему. Слабо звенят браслеты на руках, этот тонкий звук едва уловим, его уносит дующим с гор ветром, заглушает рокотом волн. Может быть, его и вовсе не слышно - ей лишь мерещится. Какая мелочь. Какая незначительная мелочь, пока Эванджелина чувствует холодящий запястье металл. Он полон магии, отдающей в сознании мятной зеленью, и пропитан её собственной кровью, алой – странное сочетание, но дающее свой результат. По затерянным тропам, в этом месте, забытом людьми и брошенном богами, он вёл её к брату с непоколебимой точностью. Она это чувствовала.
Идти на смерть оказалось удивительно легко. Может быть из-за болезни, не оставляющей шанса на другой исход. Может из-за её жизни, долгой для их гибнущего мира, полной событий и потрясений. Может из-за того, что сама она убила стольких, что привкус тлена навсегда поселился на корне языка. Волнение её никуда не исчезло, как и страх, но он теперь был другим. Эви больше не чувствовала того липкого ужаса, сковывающего сознание, что терзал её в юности, и той отчаянной безысходности, что завладевала всем её существом всего год назад. Год назад она была в другом конце мира, в месте, что могла назвать домом, а могла и не назвать. Бывали места, где её ждут. Туда Ланзарт никогда не возвращалась.
Ветер треплет волосы, тяжёлые от пропитавшей их влаги, с озорной весёлостью, так не подходящей этому месту, пытается сорвать укрывающий плечи платок, такой же пронзительно красный, как и её глаза. Здесь пустынно. Она на секунду останавливается, раскидывая руки в стороны и прикрывая веки. Ветер уносит звуки, и можно представить, что она одна и здесь, и в целом мире. Будто остатки их цивилизации, чудом уцелевшие после катастрофы, уже сгинули. Этот путь не минует их, так почему бы не сейчас, а не через десяток другой лет? И осталась только она и природа. Но и Эван скоро не станет.
Понятно, почему брат выбрал это место. Оно создаёт потрясающую иллюзию свободы. Земля большая, а население скудное. Здесь будто край мира, покой и тишина, утешение в солёном бризе, умиротворение в шуме волн, наслаждение в печали.
Она делает шаг вперёд, снова, продолжая свой путь.
И кривит губы в презрительной усмешке.
Он спрятался. Как последний трус.
Спрятался от мира, от жизни, от судьбы. Он думал, что ему удалось ускользнуть. Но это не так. И Лина – не глупый Кай, она понимает, что все не так, как кажется. Убежать невозможно. Как убежать от жизни? Как убежать от жизни и остаться живым? Да он больший покойник, чем она сама, в которой жизнь едва теплится. Сбоку всхрапывает Юмгаста, как ещё одно подтверждение иллюзорности одиночества. Море нежно обнимает щиколотки – оно тоже здесь, и не здесь тоже, везде, где её воды касаются берегов. Просто на одном, конкретном, сегодня обещает быть чуть веселее, чем на иных.
Мир сереет в предрассветных сумерках, когда она понимает, что добралась. Эви щурит глаза, разглядывая виднеющуюся вдали лачугу. Слишком темно. Кажется, у неё даже мелко подрагивают кончики пальцев, так накатило волнение. Ланзарт скрещивает руки на груди, храбрясь, и постояв так немного, выходит на сухой берег. Её хочется встретить последний рассвет, а потому нет смысла торопиться. Лошадь покорно подставляет шею, когда в порыве эмоций её треплют по холке. Да, они добрались. И сумасбродная цель её, лишённая всякой логики и обоснований, совсем рядом. Почему-то у Эван хорошо получается думать о том, как брат убъет её – наверняка будет больно – и совсем не получается думать о нем самом. Кай Ланзарт – совсем не тот человек, которого хочется видеть в своей жизни. Он абсолютно дурной на голову, и это бесит, он перепортил ей столько нервов, что не перечесть, он трус и слабак, хотя природа щедро одарила его магией. Она ловит себя на мысли, что её желания противоречивы: в чем-то, самую капельку, хочется увидеть, как он изменился. Вдруг стал калекой или заработал шрам на все лицо? Похож на отца? Тот очаровательно бился в конвульсиях под её молниями. Но в то же время последнее, что Лина хочет, это видеть брата и снова злиться, потому что по-другому быть не может, и потому, что сейчас он кажется ещё и жалким.
Когда пламенеющий диск показывается над горизонтом, небо уже просветлело достаточно, чтобы Эви не продолжала путь в темноте, рискуя сломать ноги перед самым важным, потому что последним, событием в её жизни. Вблизи лачуга оказывается смутно знакомой, это образ на грани сознания, из тех ассоциаций, что никогда не удаётся вспомнить, но которые в любой момент могут возникнуть сами. Ладонью Ланзарт проходится по камню, который так и манит присесть на него, но идёт дальше. Врываться в чужой дом невежливо, но её это волнует в последнюю очередь.
Внутри странное чувство пропадает. Эван осматривает скромную обстановку, пробегает глазами по столу с бумагами, подобию шкафа, пустующей постели. Внутри никого нет. Это вызывает лёгкую растерянность, но браслет все так же холодит руку, почти обжигающе, словно её кожа не может согреть металл. Значит,  кровный родственник её где-то совсем близко. Первая мысль, конечно, броситься искать – Кай должен быть где-то совсем рядом. Но следом накатывает ощущение слабости, муторное, неприятное, и Эви понимает, что никуда не побежит. Все равно он вернётся в свой дом.
Она присаживается на колченогий стул, отпивает лекарство, всегда удобно размещающееся в кармашке походной сумки, и без особого интереса косится на стол. Ведёт кончиком ногтя по корешку книги, осторожно, точно та вполне может цапнуть за руку. Но не открывает, опирается локтём на стол, подпирая ладонью щеку, и просто ждёт.
Господи, которого уже давно нет, кто бы мог подумать, кто мог бы в здравом уме представить, что она тут окажется?
[AVA]http://s010.radikal.ru/i313/1508/34/d8b2c17d8f5c.png[/AVA]
[NIC]Evangeline Lanzart[/NIC]

From the dawn of time to the end of days
I will have to run, away
I want to feel the pain and the bitter taste
Of the blood on my lips, again

Такое странное чувство когда кажется, что конец света скоро настанет. Стоит за плечом, прячется где-то в тени и ждет своего часа, чтобы выскочить неожиданно, хлопнуть в ладоши, да и случиться.

Только вот Армагеддон, в общем-то, уже давно наступил. Может в Мегиддо или Дамаске, может в Нью-Йорке или Британии - до них доходит много названий, старых и новых, разных самых, а толку от этих слов? Кровь пролилась, все сущее разрушается, разве что к чертям не катится, потому что черти, бедняги такие, наверное, тоже вымерли, не выдержав творящегося вокруг безобразия. Только монстры остались да люди вот, их извести даже концом света не просто.

Чувство это дурное может от того взялось, что ей то уж точно сегодня придет конец? Для каждого человека мир это он сам. Её Рагнарек изволит опаздывать, и это даже смешно. Смешно и странно, потому что нельзя так долго гореть - год, пять, десять, всю свою чертову жизнь - но она пылает, со своей ненавистью, взлелеянной в душе и сердце. Потому что нельзя прийти к своей цели, к своей мечте, и не усомниться в ней в самый последний момент, когда кажется, что ещё не поздно все переиграть.

У Эван было время подумать. Она думала, покидая дом, она думала, измеряя шагами сотни дорог, она думает сидя в тиши и тьме покосившейся лачуги - проклятый круг мыслей все не заканчивается. Думает вовсе не о своей смерти, потому что все бури, в конце концов, затихают. Её мысли обращены к пламени и пахнут кострами и одиночеством.

Её ненависть к Каю это константа, неизменная величина, Солнце, что вставало сначала на западе, а теперь на востоке, но так и не исчезло. Эванджелина желала его смерти и, откровенно говоря, все еще могла попытаться стать последней Ланзарт на земле. Эви вспоминает детство и мусолит свои чувства как вишневую косточку, катая их на языке от щеки к щеке. Раньше все казалось ей правильным и нормальным, но теперь что-то не давало покоя. Это еще даже не мысль, только ощущение, легкое словно перышко. Оно раздражает, щекочет и хочется или понять, или выкинуть его уже навсегда.

Эван думает, и едва не откидывается назад, чтобы покачнуться на стуле – давняя глупая привычка, подцепленная еще от шута-Ниэлла – но ловит себя на мысли, что тот вполне может развалиться от подобного вопиющего пренебрежения к его колченогой особе. Секундная заминка позволяет ей отвлечься и, чтобы снова не увязнуть в этом болоте, она оглядывается по сторонам. Взору даже не за что зацепиться. Как можно жить в подобном месте, Лина не представляла. Зачем – тоже. Можно построить стены и отгородиться потолком, но небо как было над головой, так там и останется. Мир за стенами не изменится и человек внутри них тоже.

Кай появляется в дверном проеме как-то естественно и незаметно – на секунду все в ней замирает от страха. А в следующую секунду предвкушение чего-то особенного прокатывается волной вниз по спине, и сердце начинает биться быстрее, яростнее. Эванджелина слушает его голос: звуки складываются в слова, слова в предложение, но суть всего между ними передает именно голос. Она всматривается в его лицо, прячущееся в глубоких тенях и полутьме комнаты, и видит уставшего, потрепанного жизнью мужчину. Эван и сама такая, другая, обессилившая женщина с косым шрамом на щеке. Поменялись они, но не их чувства.

Если бы взглядом можно было убивать… Кай, безусловно, уже исполнил бы ее мечту.

- Брат мой,- Эванджелина дарит Каю самую паскудную улыбку из своего арсенала, больше похожую на волчий оскал. Говорили, после неё желание съездить в зубы наглой девице становится почти нестерпимым. Пусть. Так и надо. И она продолжает голосом лишенным всякой иронии или трагичности, таким тоном можно говорить о погоде,- решила зайти в гости, пока ещё не поздно, знаешь ли.

У неё в голове зреет ещё около десятка ехидных фраз и вопросов сверх этого, начиная от комментариев к внешнему виду и заканчивая горькой иронией по поводу одиночества и интереса к водной стихии, но Эви не произносит ничего из этого. Вместо этого она решает брать быка за рога или змею за хвост – за чешуйки? – не суть важно кого и за что.

- У нас осталось одно не решенное дело, верно?- она зло сверкает прищуренными глазами, явно намекая на желание каждого остаться последним в своем роде, вылившееся в ту схватку десять лет назад, приведшую к смерти многих людей, но никого из Ланзартов. По таким делам срока давности не бывает. Лина разминает руки и хрустит пальцами, будто собирается пустить их в ход,- я хочу поставить точку в этом вопросе. Сегодня.

Она выпрямляет спину… и складывает руки на коленях, точно примерная девочка, да еще и голову на бок наклоняет, волосы скользят по плечу назад, открывая шею. Всем своим видом показывала бы, мол, вот она, я, совсем не сопротивляющаяся, только огонь в глазах все горит. Даже когда она прикрывает их на миг, а потом снова открывает и смотрит на Кая решительно и прямо, в них не появляется ни тени жертвенности или смирения.

- Именно поэтому я сдаюсь.

Все на милость победителя. Не особо интересуясь его желанием и мнением.

[AVA]http://s010.radikal.ru/i313/1508/34/d8b2c17d8f5c.png[/AVA]
[NIC]Evangeline Lanzart[/NIC]

Отредактировано Fueguchi Hinami (2015-11-01 23:36:48)

The stars are not wanted now: put out every one
Pack up the moon and dismantle the sun:
Pour away the ocean and sweep up the wood;
For nothing now can ever come to any good.

Эван помнит, как она уходила из ордена, ставшего её пристанищем на несколько не самых плохих, стоит признать, лет. Всем, конечно, плевать на правила, они независимые творцы, господа этого подыхающего мира, но была вещь, которую все исправно выполняли. Если ты уходишь, неважно почему - уходишь, а не твой труп остается гнить на солнцепеке до заказа, когда выйдут трапезничать монстры – ты должен привести преемника. Потому что нельзя играть в общество, не передавая знания другим, не расширяясь. Она знала, что это бесполезно, но привела.

Инги могла силой своей магии вывернуть существо наизнанку, заставить шматы мяса отваливаться от костей, кожу шелушиться и облазить пергаментными пластами, мышцы и сухожилия изгибаться пол неведомыми углами. Может в компенсацию, а может просто потому, что все они мутанты и доживают последние года – у нее всегда облазила кожа, особенно на руках. Инги на дух не переносила прикосновений людей, предметов, одежды, даже воздуха. Они причиняли ей боль. Однажды она сказала, что вся её непобедимость заключается в том, что она не чувствует "безопасного пространства".

Эван не понимала её, потому что не испытывала проблем с тактильными контактами, потому что любила жизнь, хотя само по себе ее существование приняло боль. Лина чувствовала себя уютно в этом мире и думала, что их отличие заключается именно в этом. Сейчас она подумала о том, что разница вовсе не в этом. Просто Инги еще была готова побороться за свою жизнь. Ланзарт причисляла себя к покойникам и мир был её последней колыбелью.

Их мир очень прост и очень жесток, он учит всегда, во что бы то ни стало — не показывать вид, что тебе плохо. Не открывать слабых мест, никогда. Она чувствует недоброжелательность вокруг и улыбается еще более дерзко. Она хочет ссутулиться от усталости или вовсе сжаться в комок, но расправляет плечи. Она хочет обнять себя за плечи, потому что не чувствует себя сильной, но ладони расслабленно лежат на коленях.

Она хочет пригнуться и вздрогнуть, когда около её лица проносится чертова чашка, но издает короткий смешок и с кривой ухмылкой слушает, как Кая "прорывает". Эванджелина не уверена, но возможно эту тираду стоит считать одной из самых длинных в истории их отношений.

— Хочешь поставить точку в этом вопросе — помоги себе сама

В этот момент ей хочется ударить его. Даже не магией или кинжалом, а рукой по лицу, залепить звонкую пощечину, чтобы голова его дернулась и в уголке губы заалела кровь. Абсолютно иррациональное желание, с учетом того, что он ей ничего не должен, и уж тем более ничего и никогда не обещал.

Все, что с ней случалось, она принимала и шла дальше или же изменяла. Эви разрушительна в каждом своём действии. Она небо с землёй сведёт, лишь бы всё было так, как ей хочется, Солнце погасит и заставит вместо него светить Юпитер. Эванджелина не умеет делать на половину, Эванджелине Ланзарт не знакома с таким понятием, как "полумеры".

И если она пришла сюда, чтобы умереть от рук брата, даже если это самое идиотское решение в её жизни - так и будет.

Эван встает так стремительно, что мир вокруг кружится, но не ждет, когда карусель успокоится. За два размашистых шага она становится прямо напротив него, слишком близко, но некому здесь напоминать о приличиях. Близко, но не касаясь, между ними остается тонкая полоса воздуха и знакомая бездна отчуждения и непонимания.

Они примерно одного роста, до идиотизма высокие и может оттого смотрящие на всё и всех вокруг сверху вниз пока не становится поздно. На Кая, к сожалению, приходится смотреть почти ровно, рубиново-красный против змеиного золота.

- Черта с два я уйду отсюда,- тихо, на грани с шипением, Эви четко проговаривает каждое слово. Эта констатация факта. Ланзарт всегда получает то, что хочет, даже если это её собственная смерть.

Едва ли ей понадобится много времени, чтобы довести его. Кай хочет выиграть, выиграть не так, как предлагает она, и он будет сдерживаться. Как долго? В её распоряжении не так много времени, да и в его, откровенно говоря, тоже. Вблизи это хорошо видно, они одинаково покойники. К вечеру, крайний срок к завтрашнему утру, их ненависть перевесит глас разума. Не только его, её, скорее всего, тоже. Это, наверное, будет похоже на безобразную драку, на которые они были горазды в далеком и очень юном детстве, но никак не на убийство.

Вывод из представившейся картины напрашивается сам собой – если что-то неизбежно, можно это приблизить. Её чертового «безопасного пространства» в конце концов, давно не существует, как и страха смерти.

- Я могу,- кончики ее пальцев упираются ему в грудь,- убить тебя сама. Уверенна, твое гнилое сердце остановится даже от маленького разряда. Ты сдохнешь. Я, правда, тоже. Но ты, ты будешь первым. И от моей руки.

В её улыбке есть что-то восторженное. И маниакальное.

- Как тебе такой вариант, Кай?

[AVA]http://s010.radikal.ru/i313/1508/34/d8b2c17d8f5c.png[/AVA]
[NIC]Evangeline Lanzart[/NIC]